Хазарский словарь. Роман-лексикон в 100000 слов. Мужская версия; Амфора, 2013

Ну разве не чудесно: "Тогда Бранкович связал его волосы Соломоновым узлом, привесил к ним ложку из боярышника, дал имя Петкутин и пустил в мир, а сам надел на шею веревку с камнем и простоял так всю литургию в среднепостную неделю."
У Павича что ни герой - то легенда, а точнее - пучок легенд, они как клубок змей, как сливающиеся друг с другом реки, как пересечения кроссворда. Если Вы любите читать книги, сюжет которых состоит из непредсказуемо пересекающихся друг с другом линий, а персонажи причудливы и будто попеременно находятся то в полумраке, то под ярким солнцем, то скрыты пеленой дождя - то Милорад Павич, безусловно, Ваш писатель.

Всякий мало-мальски серьезный писатель стремится шагнуть своим словом за грань обыденности, за грань материального опыта или просто рассказать историю и заработать денег. В конце концов, решать читателю.
Присвоив своему роману форму лексикона, Милорад Павич хотел обречь его на бессмертие. Причина проста: словарь это то, к чему время от времени обращаются, откуда берут слова и дефиниции, порой образы и сюжеты. Словарь то, с чем сверяются. Он продолжит потом эксперимент: “Пейзаж, нарисованный чаем” – книга-кроссворд, "Внутренняя сторона ветра" – книга-клепсидра (водяные часы), «Последняя любовь в Константинополе» - книга-таро, но «Хазарский словарь» останется для него действительно словарем. Поэтому критики скажут, что серб пишет одну книгу всю жизнь, жена отзовется о его творчестве как о возведении «архипелага Павича», он же сам скажет о своей единой библиотеке.
Но, пожалуй, не стоит преувеличивать значение формы «Хазарского словаря», его гипертекстуальность. Ярлык “автор первой книги XXI века” бесспорный лишь в узком понимании, собственно, гипертекстуальности. Но и не стоит сводить его эксперимент к конъюнктурности и заигрыванию с читателем, мол, старик уже в далеком 1984 году хотел быть записным пророком, предвосхитив забаву 21 века – Интернет и виртуальное пространство и предоставив идеально структурированный для этого текст. К слову, есть CD-ROM с книгой, где текст «Хазарского словаря» сделан с гиперссылками, поэтому бродить по нему можно как угодно изощренно.
Милорад Павич предлагает читателю самому создавать свой роман из предложенных словарных статей, читая их в любом порядке и с любого места, совершить своего рода мистико-литературный экзерсис. Но сознание стремится к систематизации, поэтому если хватит концентрации не заблудиться в статьях лексикона, то все равно выстроится общая структура сюжета – для этого есть вещи вполне объективные, например, персонажи и время, пусть по последнему автор и скользит как во сне. Скорее обещанное разночтение кроется не в форме, а в амбивалентности самого текста, насыщенного символами, и афористичности речи. Ведь даже роман классической формы с каждым прочтением может рождать не одну мысль-первенца.
Сюжетообразующее событие романа разворачивается в VIII - IX веке. Хазарский каган смущен сном, в котором ангел вещает ему: "Создателю дороги твои намерения, но не дела твои". Ловцы снов не дают ожидаемого ответа, поэтому он стремится обрести мудрость для себя и своего народа у трех «мудрецов Авраама»: исламского, христианского и иудейского. Который пастырь будет убедительней другого, тот и обреете паству. Вскоре История затрет следы хазар, что и послужит почвой для этой исторической мистификации.
Серб настолько плотно втравливает миф в Историю, что вытравливает из нее добрую долю рациональности, превращая Историю в монолит мифа и факта. Но делает это он без всякого злого умысла, он раскрывает свой мотив, представ перед читателем Феоктистом Никольским. Летописец Феоктист Никольский, переписывая чужие книги, в какой-то момент замечает, что у него «в слюне слов больше», чем у автора и начинает дополнять переписываемые книги новыми словами и историями, как Павич. И движет им одно желание - избавится от «сизифова камня скуки», вот где задача. С целью, правда, не все столь определенно, но Павич не собирается дурить читателя, он надеется на него.
Во время чтения я стремился переворачивать пласты смыслов скупой, но поэтической прозы, представляющей скорее не литературную, а устную традицию легенд и мифов. Это их Павич втравливает в Историю, стирая грань между правдой и вымыслом, сном и реальностью. Здесь лютня из панциря белой черепахи оживает в день смерти владельца и уплывает в Черное море, здесь из песков всплывает храм и исчезает до того, как два монаха успевают произнести скромную «Отче наш», здесь части души - нефеш, руах и нешмах - витают цветными огоньками по страницам.
Я пытался следовать словарю хазар и держать рациональный словарь рядом, как делал это с Умберто Эко. Я сверял его «Маятник Фуко» с путями трактовки каббалы, я изучал биографию последнего из великих магистров тамплиеров Жака де Моле, я понимал, что текст Умберто Эко перегружен, но настойчиво прорывался через стеллажи символов, я был вознагражден – «ищите да обрящите». Но в «Хазарском словаре» я хромал и спотыкался то о беспамятство принцессы Атех, то о плоды Ку, то об иконописцев-демонов, я ничего не мог поделать, пока не отрекся и не уловил сомнамбулический ритм текста и его символики. Я отдался волнам снов Павича и поплыл по всем трем книгам и appendixам словаря. Я стал одним из персонажей, созданной реальности, которая лишь сниться дремлющему Павичу-Демиургу.
Вообще, сон в «Словаре» главная материя – клей времени (сюжет протекает в VIII - IX , XVII и XX веках) и среда Бога. Христиане, мусульмане, иудеи и хазары ищут во сне и собирают по частицам праотца Адама, Адама Рухани или Адама Кадмона, стремясь, ища на дне сна, успеть за всю жизнь собрать хотя бы его волос... Но это роман не о догматике, уж скорее об экуменизме, не о добре или зле, уж скорее их там нет. Это скорее колыбельная, уносящая за предел обыденного опыта. Ведь всякий серьезный писатель пытается тем или иным образом вырваться за грань, хотя бы создав мир и отравив туда читателя…

Разговор в «аське»:
Он: слушай, а я вот Павича решил почитать, его словарь хазарский :)
Она: Павича? О_о Да ведь он «выпендрежник» и немоден уже :-Р
Он: хм… ну, то что немоден – черт с ним, а вот на счет «выпендрежника»…

Чтение книг Милорада Павича не только развивает память, но и фокусирует мысль читателя на взаимосвязях поколений, истории и фактов.
Хазарский слварь - это своего рода детектив - история, требующая многократного переосмысления и поиска всех нитей между объектами.
Роман-словарь, роман-кроссворд, роман-игра - интеллектуальное удовольствие.