Книга: Однажды я... (Протоиерей Андрей Ткачев); Воскресение, 2021

Два отрывка.
С.58-59: ...был на нескольких репетициях пьесы Сартра "За закрытыми дверями". Просто в театре, в зрительном зале я эту вещь так и не смотрел. Но наблюдение за репетициями во многом интереснее обычного просмотра в зале. Постоянные повторения одних и тех же мест равнозначны перечитыванию текста и погружению в него.
По ходу пьесы трое людей попадают в ад. Там они с часу на час ожидают мук. Вздрагивают при звуке шагов в коридоре. До сорокового дня видят землю и тех, кто плачет о них. Потом окна в мир закрываются. Между тремя людьми (две женщины и один мужчина) возникает любовный треугольник, со временем становящийся мучительным для всех трех. Наконец они понимают, что мучений не будет. Единственное мучение для них - это вечно (!) находиться вместе и мучить друг друга. Прозрачный намек на то, что наши отношения и есть ад, и другого просто не нужно. Хорошо бы, если так!
Это яркая иллюстрация к гордому тезису Сартра о том, что "ад - это другой", тогда как Антоний Великий говорит, что "от ближнего жизнь и от ближнего смерть". Наши отношения имеют шанс быть райскими при взаимном уважении, перерастающем в смиренную любовь. Сартр нехотя пророчествует. Он вообще при колоссальной работоспособности и несомненном таланте мог бы развернуть миллионы душ к Богу и подлинной жизни. А вместо этого явился рупором безбожных процессов и совратил многих. Говорят, перед смертью он каялся, чем раздражал без меры Симону де Бовуар. Она так и не смирилась с тем, что кумир поколений показал предсмертную слабость. Именно тогда, когда самые упертые ощущают себя беззащитными и построившими замок на песке.
С.152-154: Игорь Волгин на "Культуре" ведет авторскую программу "Игра в бисер". Это телевизионное литературоведение. Собираются вокруг стола четыре-пять человек, все филологи или писатели, или литературные критики, а между ними текст. Недавно это были "Алые паруса" Грина. Ранее я слышал передачу по повести "А зори здесь тихие", и про "Повесть о вещем Олеге" и еще что-то.
Так вот, они в хорошей, не в занудно-академической, а в живой и доброй манере обсуждают: что хотел сказать автор вот здесь? каков общелитературный контекст появления этого текста? в чем смысл появления этого персонажа? нет ли скрытых отсылок к иному произведению или тайных заимствований? И так далее. Короче, разжевывают по-доброму текст в целом и по частям, привлекая сюда и психологию, и религию, и биографию автора, и эпоху написания... Хорошая передача. Я люблю ее. Но знаете, что это?
Это то, как евреи уже несколько тысяч лет обсуждают, изучают, рассматривают и на вкус пробуют слова Священной Торы. Выясняют скрытые смыслы, спорят о темных местах, ищут помощи в книгах авторитетов. Вот точно так же и в нашей культуре изучают, жуют, вглядываются и обцеловывают... не Писание, нет, а художественную литературу. И отсюда у меня три мысли:
1. Во время оно художественная и научно-публицистическая литература у нас вытеснила Библию. Те, кто умел читать, читали не Исаию, а Чернышевского, Жорж Санд, Бюхнера, да кого угодно. Библия была реально вытеснена из сознания миллионов читающих людей в Европе и у нас, но читать они не перестали. Просто взбесившийся печатный станок выбросил в мир бесчисленное множество газет, журналов, беллетристики и политических прокламаций. Вот их и читали.
2. Потом эту самую литературу стали изучать так, как Библию. То есть любовно, дотошно, скрупулезно. Пушкинисты знают жизнь Пушкина по минутам, а многие и всего "Онегина" наизусть. Точно такие же дела с Некрасовым, Шолоховым, Платоновым, Зощенко, Гончаровым... Везде есть специалисты, которые знают свой предмет так, как Григорий Нисский знал Екклесиаста или Василий Великий - Псалтирь. Литература стала нашим священным писанием, и Жванецкого цитируют чаще, чем Моисея.
3. Но та же литература, ранее уводившая от Бога, потом заменившая Священные тексты, стала и приводить обратно к Богу. Достоевский первый здесь среди потрудившихся. Дай Бог каждому священнику хоть половину людей привести от числа приведенных Федором Михайлычем. Но не только он.
Оказалось, что тайным образом с Евангелием связана вообще вся русская литература. Пушкин и Православие, Гоголь и Православие, это труды серьезных критиков и мыслителей тапа Мочульского или Розанова. А потом вы найдете тексты "Евангельские мотивы у Паустовского", "Жажда покаяния в строках Пришвина", "Лермонтов и жажда Бога" и проч. И все это тоже будет правда.
Так что на сегодняшний день изучать классические тексты так, как добрый еврей впивается в Тору, есть дело полезнейшее и к Богу ведущее. Так мне кажется.
Книга-наладонник. Обложка глянцевая, интегральная (гибко-прочная). Бумага, печать - офсет. Тираж 3000.